Чемодан из Гонконга [ Межавт. сборник] - Марк Арно
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я прополз полпути до машины, потом поднялся на ноги. Равновесие я стал терять прежде, чем достиг ее, поэтому последние несколько шагов пролетел рывком. Открыл дверцу, сел на край сиденья, высунув голову наружу, и сидел так, пока не прошел приступ тошноты. К тому времени, когда я расположился за рулем и завел мотор, уже стемнело.
Я начал выводить машину обратно на шоссе, пользуясь одним здоровым глазом. В голове все еще шумело так, что я не услышал бы реактивного самолета, взлетающего прямо над головой. По крайней мере, это послужило мне оправданием, что я не услышал шум грузовика. Я проехал десять-двенадцать футов, когда с южной стороны на дороге неожиданно вспыхнули фары. Я услышал дикий скрежет тормозов и скользящих шин; мне удалось сбросить скорость и свернуть с шоссе, но было слишком поздно. Последовал удар, треск и лязг заднего бампера, повисшего в воздухе. Как оказалось, одно из задних крыльев тоже было сильно повреждено.
Я осторожно выполз из машины, цепляясь за дверцы, и двинулся к ее задней части, где стал ждать, пока выйдет кто-нибудь из грузовика. Это был большой грузовик, доверху груженный чем-то, похожим на овощи. Шофер не спешил. Я слышал, как он бормотал что-то по-испански, и это что-то звучало как очень грязные ругательства.
Наконец он выбрался из кабины в ленивой, разболтанной манере, и вдруг мне стало казаться, что я смотрю один и тот же фильм второй раз за ночь и без всякого перерыва. Это был тощий темноволосый юнец со шрамом, которого я видел в то утро вместе с Панчо на въезде к Кэрол. Я бросил взгляд на грузовик. На правом борту в отраженном свете передних фар я разобрал слова:
«РАНЧО ДЕ ЛОС КОМПАДРЕС, ТЕКАТА, НИЖНЯЯ КАЛИФОРНИЯ».
Юнец вразвалку вышел на середину дороги, сунул руки в карманы и сплюнул.
— Сеньор… — сказал он.
Грузовик почти не пострадал. Я был не в состоянии драться с этим парнем. Я только хотел в гостиницу и в постель.
— Очень сожалею, — сказал я и полез в карман. — Сколько?
Он пожал плечами, передернувшись.
— Но хабло инглес.
— Кванто динеро? — повторил я.
Я вынул те несколько мелких купюр, которые были при мне. Даже если он не читал и не говорил по-английски, он, несомненно, был обучен узнавать портреты американских президентов на зеленых бумажках. Я помахал парой пятерок и несколькими однодолларовыми. Для таких, как он, это был ощутимый улов, но он посмотрел на них, как на пригоршню сушеных бобов.
Где-то позади грузовика стукнула дверь автомобиля. Мы занимали довольно много места на проезжей части, и я надеялся, что тот, кто намеревался проехать, окажется дружелюбным американским туристом на пути домой. На долгом пути домой.
Темноволосый юнец отступал в сторону по мере приближения шагов позади грузовика. Звук шагов был слабый, сухой. Они принадлежали высокому худощавому человеку лет, может быть, восьмидесяти. Он был одет в строгом испанском стиле высшего класса: узкие черные брюки, белая рубашка с черным галстуком-шнурком, черный пояс и черная плоская широкополая шляпа. Он был похож на фигурку из проволоки и нес себя так прямо, что я бы мог его использовать в качестве измерительной линейки. Он был как пришелец из другого мира — старого мира гасиенд, вакерос и пеонов. Но лицо его говорило о том, что он может стать крепким, настоящим другом или самым безжалостным врагом, в зависимости от обстоятельств.
Он выпалил какое-то стаккато по-испански, из которого я уловил только то, что он называл шофера грузовика Мигелем. Хорошо, когда знаешь хоть имена, подумал я.
Мигель пробурчал что-то в ответ, и старикан повернулся ко мне. Каблуки его щелкнули.
— Сеньор, — сказал он на прекрасном английском, — имею честь представиться: дон Луис Альварес, ваш покорный слуга.
Я попытался тоже щелкнуть каблуками и чуть не упал лицом вниз.
— Пит Шофилд, — сказал я. — Рад познакомиться с вами.
Это прозвучало довольно бледно.
— Сожалею об этом происшествии, — сказал дон Луис. — Разрешите мне помочь вам.
— О, не думаю, что это серьезно, — сказал я. — Просто…
Но он привык быть главным.
— Я настаиваю, — сказал он. — Это был мой водитель, и, следовательно, я отвечаю.
Это было очень любезно с его стороны, решил я. Такое нынче не часто встречается.
Мигель стоял рядом с кислым видом, но когда старикан заорал на него, отдавая распоряжения, он подпрыгнул. Я не понимал приказов, я просто стоял рядом с сеньором доном Луисом Альваресом и старался удержаться на ногах.
Я видел, что для дона Луиса процесс помощи мне оказался не таким простым. Сначала Мигель сел в мою машину и отогнал ее поближе к скалистой стене, развернув по направлению к Тихуане. Затем он сел в грузовик, выровнял его на дороге, медленно проехал вверх мимо моей машины и поставил его впереди. Это было труднее сделать, чем сказать, потому что к грузовику буксирными тросами был прицеплен длинный черный лимузин. Лимузину было лет двадцать пять, но он был очень блестящим и хорошо ухоженным, со всеми атрибутами, включая стеклянную перегородку между передним и задним сиденьями.
Мигель вышел из машины и пошел отцеплять лимузин.
— Вы должны быть моим гостем, — заявил дон Луис.
— Ну что ж, — сказал я, — большое спасибо, но мне действительно нужно вернуться в Тихуану…
— Я настаиваю. Очевидно, вы ранены. Вы не сможете получить медицинскую помощь в Тихуане. Вы должны поехать на мою гасиенду.
— О, ранения, — отмахнулся я, — я их получил не…
— Эль Ранчо де лос Компадрес, — сказал дон Луис. — Вам будет там уютно.
Я заткнулся насчет моих ранений.
Мигель отцепил лимузин и вывел его на свободную часть дороги. Потом сел в мою машину, завел ее и поставил позади грузовика, там, где до того стоял лимузин.
— Есть одно неудобство, — сказан дон Луис. — Я не вожу автомобиль. Если бы вы были так любезны…
— О, конечно, — сказал я. — Но вам не стоит так беспокоиться…
Он пролаял что-то Мигелю, который снова подпрыгнул.
Дон Луис щелкнул каблуками и поклонился.
— Если вы будете так добры присоединиться… — сказал он, указывая на лимузин.
Мы пошли вместе. Мигель держал дверь открытой с другой стороны от водителя, и дон Луис немного неуклюже забрался на переднее сиденье. Мигель закрыл дверь, обошел машину и открыл для меня другую. Я сел за руль и несколько секунд вспоминал, как управляли этими старыми автомобилями. Мигель держал дверь, наблюдая за мной. Я ему широко улыбнулся.
— Мучас грасиас, — сказал я.
Он что-то пробурчал и закрыл дверь. Когда мы отъезжали, он доставал проволоку подвязать бампер моей машины, чтобы тот не тащился по мостовой.
Когда я приспособился, старичок-лимузин побежал хорошо. Дон Луис сидел очень прямо на своем сиденье и, помимо указаний, как проехать к ранчо, хранил молчание. Видимо, в порядке особой любезности он не задавал вопросов. Потому и мне было не очень удобно его расспрашивать, хотя масса вопросов вертелась у меня на языке.
Ворота Эль Ранчо де лос Компадрес появились через пятнадцать миль по дороге к Тихуане и приблизительно в трех милях от самого города. Это были два высоких столба с перекладиной и чем-то вроде гербового щита, показывавшего, кто был владельцем этого места. Мы свернули на грязную дорогу и, проехав по ней, оказались в широкой пустынной долине. Строения ранчо стояли в двух милях от дороги и, насколько я мог различить в свете фар, представляли собой хаотично разбросанные покосившиеся хижины, сараи и корали по обе стороны «касы» — поместья в испанском стиле. По всем мыслимым стандартам, это ранчо из всех, которые я когда-либо видел, меньше всех походило на процветающее хозяйство.
Дон Луис указал на сарай по одну сторону касы, я заехал и выключил мотор. Выходя из машины, он с достоинством объяснил мне, что гасиенда находится не в лучшей форме. И, может быть, я смогу его извинить за это.
— Это приобретение было сделано для удобства, — сказал он. — Мне нужно было быть рядом с вашей границей.
Мы пошли по направлению к касе. Та была в очень неплохом состоянии, хотя нуждалась в покраске, да и на крыше стоило заменить несколько черепиц. К касе была пристроена веранда, увитая растениями, а входная дверь глубоко утоплена в алебастровую арку. Над ней висел старый чугунный колокольчик со свисающим шнуром, привязанным к язычку. Дон Луис дотянулся и дернул шнурок, и колокольчик громко зазвенел. Мы ждали у дверей.
— Сеньора Альварес, — сказал он, — будет рада приветствовать вас — соотечественника.
Жена — американка. Старичок был весьма жизнедеятельный.
Открылась дверь, и толстяк Панчо выглянул, всматриваясь. При виде дона Луиса он сдернул свое сомбреро и кинулся придерживать дверь. Меня он проводил взглядом, но не сказал ни слова.
Дон Луис вошел, и Панчо закрыл дверь. Он держал сомбреро двумя руками, прижимая его к груди.